[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ]
Санкт-Петербургские Ведомости No 01(1675), 5 января 1998
|
![]() |
Перелет
Экстрасенс Сунько влюбился. Глубокое, сильное чувство налетело на него, словно вихрь. Оно подхватило его, завертело, зашвыряло, закрутило, замутило и выбросило на пустынный необитаемый берег одиночества.
Дело в том, что глубокое чувство захватило и завертело одного лишь Сунько. А предмет его пылкой влюбленности, известная ветреница и красавица Эммануэль, не испытывала к нему столь же нежных чувств. Об их мимолетной встрече она и не вспоминала. Зато Сунько, пораженный молнией любви, лежал на диване в своей холостяцкой квартире и предавался грезам. Он представлял, как теплыми зимними вечерами, сидя у яркого камина, они с Эммануэлью будут любоваться друг другом, читать хорошие, добрые книжки и радоваться на шумную, счастливую детвору, играющую на ковре с собачкой.
Постепенно грезы Сунько обретали более четкие и целенаправленные очертания и превращались в мощные экстрасенсорные сигналы.
_ О, любовь моя, приди же, наконец, в мои объятья! _ несся во вселенную его телепатический зов. _ Мечта моя, как я хочу, чтобы все твое сладкое существо тянулось неумолимо ко мне. Чтобы все, что ты видишь вокруг в этом сложном и противоречивом мире, напоминало тебе обо мне. Чтобы помыслы твои стали чисты, как вода горного родника, _ продолжал громко медитировать Сунько. _ Полюби меня так же, как я тебя. О!
Силы небесные! Я обращаюсь к вам!
Незаметно для себя Сунько встал с дивана, возвел руки к небу. Волосы его встали дыбом, глаза загорелись волшебным огнем, руки затряслись. Он захрипел и повалился ничком на пол, забившись в судорогах, но уже через минуту, изможденный и изнуренный длительным колдовским сеансом, затих.
А в это время на другом конце планеты великий прорицатель, ведун и вещун, сказитель и оракул, верховный птицегадатель и маг, чародей и колдун индейского происхождения Коко Большое Яко проснулся в холодном поту. Необыкновенное сильное чувство охватило его существо. Он ясно видел перед собой чью-то неясную фигуру в перламутре переливающегося шелка. Он слышал чей-то неистовый шепот и признания в любви. Коко хотел было убедить себя, что он достаточно силен, чтобы оставаться бесстрастным и сопротивляться сильнейшему из земных чувств, но сам себе не верил. Незаметно для себя он потянулся куда-то в пустоту за поцелуем. А потом и вовсе погрузился в бархатную, усеянную звездами плоть и застонал от счастья...
А в это время Сунько, охваченный глубоким сном, вдруг беспокойно заворочался, замахал руками, отгоняя от себя кого-то прочь. Он почувствовал какие-то незнакомые доселе ощущения, что-то чужое, неродное.
Ему показалось, что его обдало чьим-то зловонным дыханием. Сунько вскричал, призывая кого-то на помощь на незнакомом ему языке. Повинуясь чьей-то тяжелой воле, он изворачивался и извивался, стенал и кряхтел. Им постепенно овладевало чувство глубокого стыда, словно в этом непостижимом переплетении судеб он занимался чем-то постыдным.
...Через час он неожиданно очнулся, обнаружив себя на полу, растерзанным и опустошенным. Постель была измята, словно на ней танцевала галоп дюжина пьяных гусар. Сплюнув на пол горькую слюну, Сунько громко произнес: _ Чегой-то я?
Он не знал и не мог знать, что произнес эту фразу одновременно с изможденным индейским жрецом Коко Большое Яко, сидящим в такой же позе на полу в своем стареньком, видавшем виды и требующем ремонта вигваме на другой стороне земного шара.
Находящаяся в двух кварталах от домика Сунько и в трех тысячах миль от вигвама Коко Большое Яко, красавица и ветреница Эммануэль ничего не заметила.
Александр МЕШКОВ (Воронеж)