[ предыдущая статья ] [ следующая статья ] [ содержание ] [ "Санкт-Петербургские Ведомости" ] [ поиск ] Санкт-Петербургские Ведомости No 23(1697), 6 февраля 1998

Автограф в антракте
Мешок мандаринов от товарища Сталина Байки Федора Горячева Этот старик-лесовик со станции Лосево, сам того не подозревая, оказался прототипом чечеточника, которого Евгений Евстигнеев сыграл в фильме "Зимний вечер в Гаграх"

Всю жизнь я любил клоунов и сам клоуном был. В армии с одним долговязым парнем по фамилии Воейков мы разыгрывали Пата и Паташона. И нас, как "любимцев красноармейских зрителей", отправили на смотр, где мы победили. Был я и Чарли Чаплином с тросточкой, которую крутил, как пропеллер. Потом меня объявляли клоуном дядей Федей со своей партнершей. И выходили я и моя жена Маша, с которой мы и теперь кукуем на пару. А когда пошла мода на иностранные имена, стали мы с ней на эстраде Альфредом и Мери.

Мне ничего не стоило в одну минуту рассмешить зрителей. Я делал шаг, наступал ботинком на ботинок, громко шлепался, поднимал себя за штаны. И уже чувствовал, что зал _ мой. Потом я показывал фокусы: вынимал из пустого кулька разноцветные ленты, глотал яйца или еще что-то в этом роде. И была со мной на сцене моя любимая Репка, математик среди собак _ на уровне Лобачевского. Она и складывать, и вычитать, и делить умела и всегда брала зубами с пола нужные цифры. Для этого мне надо было тихо щелкнуть пальцами. Но иногда я даже не успевал щелкнуть, а она уже брала то, что надо. Под конец Репка выбегала на сцену, вспрыгивала на стул и говорила: "Гав-гав!" _ и всем было ясно, что концерт окончен. В гостиницах, куда собак не пускают, соблюдала Репка конспирацию. Все понимала, как человек. Ну просто ангел, а не собака. А сгубил ее Норильск. Прилетели мы туда на гастроли, а морозище стоял страшный. И она у нас простудилась. Пока возвратились в Ленинград _ уже был бронхит в запущенной форме...

Первого живого комика я увидел мальчишкой в саду "Олимпия". Фамилия его была Гущинский. Помню, он вышел на эстраду, обвешанный колбасой и баранками, сел на стул и стал молчать. Минуту молчит, две молчит. Кто-то не выдержал: _ Василий Васильевич, что же вы ничего не скажете?

_ А что мне говорить? У меня все есть. А вот у вас ничего нет.

Что же вы-то молчите?

За эту хохму его отстранили от эстрады. Но потом он опять появился, любимец публики, и хохмил в том же духе.

Тогда-то, в той самой "Олимпии" на Забалканском, а ныне Московском проспекте и стал я присматриваться к профессии артиста. Жил я неподалеку, в Матятином переулке. Перемахнешь через забор _ и ты уже в саду. В Летнем театре пели, музицировали, отбивали чечетку. Помимо концертов, устраивались еще и схватки борцов. Мы с дружком рассыпали по полу опилки, а поверх расстилали брезентовый ковер. По четыре пары в день боролись. Устраивали и французскую борьбу, и цыганскую _ мешками на бревне, кто кого собьет. Больше всех я любил Ивана Поддубного. Он знал, что я сирота, угощал меня конфетами. Мы в сарай около нашего дома тоже натаскали опилок. Была у нас там своя "Олимпия". И освоил я столько приемов, что при маленьком росте любого громилу мог через себя перекинуть.

Сейчас-то я по старости лет больше в валенках хожу. Но где-то среди барахлишка лежат мои концертные ботинки, в которых я отбивал чечетку. На носки ботинок набивались алюминиевые железки _ для звука.

Встал на паркет и... Та-ти-ти-ти-ти-ТА... Ти-ти-та, ти-ти-та, та-ти-тиТА... Выступали чечеточники и в концертах, и в кино перед сеансами _ Татьяна Райт, братья Жуковы... Что-то я перенял у них, а до чего-то своим умом дошел. Часами занимался дома и так натренировал ноги, что дробь из-под ботинок стала рассыпаться, как пулеметные очереди. И сам стал выступать. Потом чечетку запретили, как растленную моду Запада.

Тогда мы переключились на русскую пляску. Разочек где-нибудь дробушку сделаешь, и все.

Нигде дальше самодеятельности на артиста я не учился. Но хватило, видать, и этого. Жена моя, когда мы с ней познакомились, химиком была.

Но я и ей поменял профессию. Мы с ней вдвоем могли целый концерт дать _ танцы, фокусы, фельетон, клоунада, куплеты... А потом и наша дочь Леонора, которая с рождения всюду с нами кочевала, стала на сцену выходить. Коронным нашим номером были "Марсиане". Танец такой _ полька и немного чечетки. Костюмы мы придумали очень смешные. Головы у этих самых марсиан простирались от нашей макушки до самой талии, если не сказать ниже, ну а дальше шли крошечные фрачки с манишкой и бантиком "кис-кис". И по бокам болтались руки из ваты. Этот номер всегда у нас шел на бис, столько было хохоту!

Жизнь разъездного артиста _ не фунт изюму. Порой забирались мы в такие дремучие места, где люди нашего брата отродясь не видели. Колхозники набивались в клуб, похожий на избу. Керосиновые лампы горели.

Председатель говорил: "Впервые вижу, сколько у меня народу в колхозе".

Мы были для них, как ясно солнышко. А на целине нас однажды встретили криком: "Халтурщики приехали!" Ну, насчет халтуры это они зря. Мы от души выкладывались. А получали за концерт 4 _ 5 рублей. Норма была _ 19 выступлений в месяц. Больше _ ни-ни. Клади зубы на полку.

В войну получил я звание заслуженного артиста Мордовской республики. Это за то, что в Саранске артистические бригады формировал. Мы оттуда на фронт ездили с концертами. Однажды возвращается поезд. Жена меня встречает, а мужики молча выкидывают из вагона мои вещички. "Вот, Маша, _ говорят, _ все что осталось от твоего Феди". С ней истерика. А это они так по-дурацки пошутили. Я в Москве от поезда отстал...

Мотало нас, мотало по стране. Довелось поработать и в теплых краях, на берегу Черного моря. В Гаграх мы первыми начали выступать с чечеткой в ресторане "Гагрипш", который и сейчас, кажется, существует.

И был у нас в Гаграх один правительственный концерт на высшем уровне _ для Сталина и его соратников. Это было под Новый год, скорее всего с 48-го на 49-й. Собрали нас _ музыкантов, певцов, танцоров _ и сказали, что нам оказана высокая честь дать концерт на даче товарища Сталина.

Посадили в автобус с глухо занавешенными окнами, велели за шторы не заглядывать и повезли куда-то в горы. Когда наконец автобус остановился, мы оказались в райском саду. Пальмы, мандарины, лимоны. И все _ в море яркого света. Даже воздух нам показался каким-то особенным. Но инструкция была строгая: ни шагу ни влево, ни вправо мы сделать не могли. Провели нас в помещение, где мы должны были выступать. И во время концерта только по хлопкам можно было понять, что кто-то в этом зале есть, кроме нас. Все зрители сидели в полумраке за глухими шторами. Потом нас быстро погрузили в автобус и отправили назад. И дали в награду за концерт мешок мандаринов. Самочувствие наше от всех этих охранников было мерзкое. И чтобы снять напряжение, мы в Гаграх купили вина и крепко выпили.

Сейчас удалился я от городских дел. Многие наши друзья уже ушли в мир иной. Кое-кто думает, наверное, что нас тоже нет на белом свете. А мы как раз живы. И открыл я на старости лет в себе еще одну страсть _ научился вырезать из дерева разные диковины. Мастерскую построил. Что мастерю? Да разное _ и шкатулки, и пуговицы, и подсвечники, и трости.

Из коряги вырезал Мефистофеля. Из сучка _ балерину. Если кто захочет нам написать, адрес простой: Лосево, лесовикам Горячевым. И как зовут меня, тоже запомнить легко. Я _ полный тезка Шаляпина. И на всех своих работах я делаю пометку: "ФИГ".

Взял автограф и сделал снимокОлег СЕРДОБОЛЬСКИЙ